— Уж эти мне художественные натуры! — фыркнул тот вслух. — Ничего, никуда не денется, обратно придет… — Он помолчал и вдруг обратился прямо к Совершенному: — Корабль! Эй ты, корабль! Ты что там, вправду живой?

Совершенный не стал отвечать.

— Если ты живой, то глупо с твоей стороны делать вид, будто не замечаешь меня. Я ведь твой будущий хозяин. Это лишь вопрос времени. Так что в твоих собственных интересах мне заранее сообщить то, что я хочу знать. Ты сам по себе — или ты неотъемлемая часть корабля?

Совершенный молчал, подставляя лицо хлещущему дождю.

— Если отпилить тебя от корабля — это тебя убьет? — понизив голос, осведомился Мингслей. — Я, знаешь ли, именно так и намерен с тобой поступить…

Убьет это его или нет — Совершенный не знал. Поэтому он просто предложил Мингслею:

— А ты подойди сюда да попробуй.

После этого тот почему-то очень быстро собрался и куда-то ушел.

Корабль снова остался один под изматывающим дождем… Когда рядом снова зазвучал женский голос, он не вздрогнул, лишь медленно повернул голову, чтобы лучше слышать.

— Корабль, — сказала она. — Можно мне подойти?

Он ответил:

— Мое имя — Совершенный.

— Совершенный, можно мне подойти?

Он задумался.

— А свое имя ты мне не хочешь сказать?

Женщина чуть помедлила.

— Меня зовут Янтарь…

— Это не твое настоящее имя.

— У меня было много имен, — ответила она помолчав. — Я назвала то, которой мне подходит всего болеет? — здесь и сейчас.

«А ведь могла бы просто солгать мне. Не солгала…» Он протянул раскрытую ладонь в направлении ее голоса:

— Янтарь…

Это была своего рода «проверка на вшивость». Он знал, как выглядела его громадная лапища в сравнении с человеческой. Когда его пальцы сомкнутся на ее кисти, он ей с легкостью руку выдернет из плеча… Если захочет, конечно.

Он слушал ее дыхание и частые шлепки дождевых капель по плотному береговому песку… Вот она сделала два быстрых шага и вложила ему в ладонь затянутую в перчатку левую руку. Огромная горсть осторожно сомкнулась…

— Совершенный… — задохнулась она.

— Зачем ты вернулась?

Прозвучал нервный смешок.

— Как верно заметил Мингслей, ты меня необычайно заинтересовал. — Корабль ничего на это не сказал, и она продолжала: — Любопытства у меня всегда было с избытком… в отличие от мудрости. Правда, всю свою невеликую мудрость я собрала именно благодаря любопытству. И оттого привыкла доверять его зову.

— Ясно, — протянул Совершенный, — Может, расскажешь мне о себе? Ты же видишь — я слеп.

— Вижу. Даже слишком хорошо вижу, — В ее голосе мешались жалость и сожаление. Мингслей тебя называет уродом, но… не знаю уж, кто изваял твой лоб и нижнюю часть лица, знаю только, что это был замечательный мастер. Жаль, что твои глаза оказались уничтожены… У кого могла подняться рука погубить подобную красоту?

Ее слова очень растрогали Совершенного… Но в то же время всколыхнули в его памяти нечто такое, о чем он не мог и не хотел вспоминать.

— Какие комплименты, — буркнул он грубовато. — Это вместо того, чтобы исполнить мою просьбу и рассказать о себе?

И он выпустил ее руку.

— Нет. Ни в коем случае. Я… Янтарь. Я работаю по дереву. Вырезаю всякие украшения, бусы там, гребни, колечки… Иногда делаю более крупные вещи: чаши, бокалы… даже стулья и колыбельки. Но не очень много. У меня, как кажется, лучше получаются небольшие изделия. Можно мне коснуться твоего лица?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Совершенный сначала согласно кивнул и потом только поинтересовался:

— Зачем тебе?

Она подошла ближе. Он ощутил тепло ее тела, особенно заметное во вселенной, заполненной холодным дождем. Вот ее пальцы легонько коснулись его бороды… Едва заметное прикосновение, но Совершенного заколотила дрожь. Совсем так, как если бы он был человеком. Если бы он мог, то непременно бы отшатнулся.

— Не могу дотянуться, — сказала Янтарь. — Ты меня не поднимешь?

Такое сокрушительное доверие мигом заставило его позабыть, что она, собственно, так на его вопрос и не ответила. Он счел своим долгом напомнить ей:

— Я же одной рукой могу тебя раздавить…

— Но ты же не станешь, — сказала она. — Ну пожалуйста, подними меня.

Что-то в этой доверчивой просьбе откровенно напугало его.

— А с чего ты взяла, — рявкнул он, — что не стану? Ты же знаешь, что мне случалось убивать людей! Целыми командами!.. И всему Удачному об этом известно! Да кто ты такая вообще, чтобы меня не бояться?

Вместо ответа она положила мокрую голую ладонь ему на плечо. Ее тепло разбежалось по волокнам его диводрева, и голова у Совершенного закружилась. «А ведь с ней то же самое», — сообразил он чуть погодя. Проникновение было обоюдным. Янтарь воспринимала его с той же остротой, что и он ее!.. Ощущение человеческой природы захлестнуло его. Он испытал блаженство, чувствуя все то, что чувствовала она. Дождь промочил ее волосы, одежда липла к телу. Ее кожу обдавал холод, но тело согревалось внутренним жаром. Движение воздуха в ее легких было подобно дыханию ветра, некогда раздувавшего его паруса. А ток крови по жилам столь сильно напоминал кипение моря под его килем…

— Да ты — не просто дерево! — вырвалось у нее вслух. В ее голосе был восторг удивительного открытия, а Совершенного внезапно охватил ужас предательства. В миг их слияния она слишком много увидела и поняла. И теперь будила все то, от чего он так старательно отгораживался…

…Он вовсе не имел в виду настолько грубо отталкивать ее прочь — все получилось само собой, и Янтарь вскрикнула в голос, свалившись на камни. Он слышал, как она силилась отдышаться. Дождь лил с небес бесконечным потоком.

— Ушиблась? — мрачно осведомился он некоторое время спустя. Он постепенно успокаивался и сам чувствовал это.

— Нет, не ушиблась, — ответила она тихо. И прежде, чем он успел извиниться, сказала: — Прости меня. Я-то думала, что ты… деревянный. У меня, ты понимаешь, дар чувствовать дерево. Я только прикасаюсь к нему — и могу сразу сказать, как в нем изгибается волокно, где оно тоньше, где толще. Вот я и решила, что, прикоснувшись к твоему лицу, сумею угадать, какими были твои глаза. Касаясь тебя, я думала, что обнаружу просто дерево, а ты… Мне не следовало… Прости меня. Пожалуйста, прости.

— Да ладно, — отозвался он вполне серьезно. — Я… тоже не со зла так тебя отшвырнул. Я совсем не хотел сбивать тебя с ног…

— Я сама виновата. Ты правильно сделал, что меня оттолкнул. Я… — И она опять замолчала, и единственным звуком в целом мире остался шум дождевых капель. К нему примешивался только плеск волн. Этот плеск постепенно делался ближе: начался прилив, вода поднималась. Женщина вдруг снова подала голос. — Давай поговорим? — предложила она.

— Как хочешь, — отозвался он неловко. Эта женщина… он совершенно не понимал ее. Она доверилась ему без страха, впервые увидев. А теперь между ними, кажется, намечалось нечто вроде дружбы. Совершенный к подобному не привык, и подавно — чтобы все происходило так быстро. Ему сделалось страшновато. Но гораздо страшнее была мысль о том, что вот сейчас она уйдет прочь и никогда не вернется. Он попытался найти в себе самом какие-то крохи доверчивости… Но что он мог ей предложить?

— Ты, может, внутрь заберешься, чем под дождем-то торчать, — пригласил он ее. — Я, конечно, мало не на боку здесь валяюсь… И там, внутри, нисколько не теплей, чем снаружи… Но хоть дождь за шиворот не течет.

— Спасибо, — отозвалась она. — Обязательно заберусь, и притом с большим удовольствием!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЗИМА

Глава 20

Цапуны

На побережье Внешнего Прохода совсем немного гаваней, достойных так называться, а уж безопасных среди них — и того меньше. Одна из немногих называется Закоулок. Туда совсем не просто войти, особенно во время отлива, но коли справишься, то попадешь в совсем неплохое местечко, где корабль и команда вполне могут отдохнуть денек-другой в благолепии и тиши.