«Да как только я смею так думать!»

Мысль о слишком высокой цене была не просто недостойной — она была, по сути, предательством. Стоять на этой палубе, совсем рядом с телом отца, и думать, что живой корабль не стоил его смерти… не говоря уж о смертях дедушки и прабабушки Тэлли. Как стыдно!.. Как стыдно!.. Между прочим — корабль там или нет, — а они все равно умерли бы. Рано или поздно. Проказница совсем не была причиной их смерти. Скорее — славным итогом их жизней. В ней осталась их частица, в ней они продолжали свой жизненный путь… Альтия почувствовала, как начало отпускать что-то внутри. Она склонилась пониже, намереваясь произнести нечто важное, нечто связное, приветственно-напутственное для этого новорожденного существа.

— Мой отец гордился бы тобой, — выговорила она наконец.

Эти простые слова заново пробудили улегшуюся было горечь. Больше всего Альтии хотелось бы уронить голову на руки и разреветься, но она не могла себе этого позволить. Новорожденный корабль не следовало расстраивать и волновать.

— И он тоже гордился бы тобой, — неожиданно ответила Проказница. — Он знал, как трудно тебе должно было быть.

Удивительное дело, как успел измениться голос Проказницы. Только что он был высоким, юным, девчоночьим-и успел превратиться в богатый оттенками, грудной голос взрослого существа. ЖЕНЩИНЫ. Вновь поглядев в лицо изваяния, Альтия увидела на нем сочувствие и понимание столь глубокое, что не смогла его вынести. Она даже не пыталась унять слезы, хлынувшие по щекам.

— Я… ничего не понимаю… — с трудом выговорила она, обращаясь к Проказнице. Потом оглянулась на свое семейство — все они, как и она, стояли вдоль фальшборта, разглядывая ожившую статую. — Я все же не понимаю, — продолжала Альтия, — почему он так поступил? Почему после всех этих лет он… отдал Проказницу Кефрии, а не мне?

Она обращалась к матери, — та смотрела на нее с мукой и гневом, — но ответил ей (и хватило же самонадеянности!) Кайл.

— Вероятно, — заявил он, — ему хотелось, чтобы корабль оказался в руках более надежных, чем твои. Вероятно, он хотел, чтобы она досталась тому, кто уже доказал, что сумеет позаботиться и о других, не только о собственной персоне!

— Я не с тобой разговариваю! — выкрикнула Альтия — Не мог бы ты просто закрыть рот и чуточку помолчать?!

Она сама понимала, что вот-вот закатит вполне детскую истерику. Этого следовало всеми силами избегать. Но… Слишком много всего ее за сегодняшний день переехало. У нее больше не осталось ни самообладания, ни сил. Если он еще подаст голос, она… она бросится на него и будет царапать, пока клочки по закоулочкам не полетят!!!

— Правда, Кайл, помолчи, — твердым голосом велела ему мать. — Теперь ты, Альтия. Последи за собой. Сейчас не место и не время выяснять отношения. Мы обсудим все, что следует, дома и в своем кругу. В самом деле, надо же тебе все объяснить. Я тоже хочу, чтобы ты наконец поняла, чего добивался твой покойный батюшка. Но покамест нам следует позаботиться о… о его останках и о соответствующем представлении нашего корабля обществу. Следует известить о его смерти старинные семейства торговцев и другие живые корабли. Надо еще нанять лодки, чтобы обеспечить церемонию погребения Ефрона в море. А также… Альтия! Альтия, вернись! Немедленно!..

Альтия даже не замечала, что медленно идет прочь. Она остановилась, только обнаружив, что добралась до парадного трапа и смотрит сверху вниз на ступени. Она, оказывается, прошла мимо тела отца и не обратила внимания… И вот тут она совершила то, о чем ей, по-видимому, предстояло сожалеть до конца дней. Она ушла с корабля. Она покинула Проказницу. Она не сопровождала ее в ее самом первом, «девственном» плавании за пределы гавани и не присутствовала при погребении тела отца в морской бездне. В тот момент ей казалось — она не выдержит, когда его зашьют в парусину и привяжут к ногам запасной якорь — а потом опустят за борт…

Позже она будет горько жалеть, что ее не было при этом и она не смогла даже сказать ему последнего «прости». Но в те мгновения она знала только, что не сможет еще раз взглянуть в паскудную рожу Кайла, не сможет (и неведомо, что тяжелее) выслушивать рассуждения матери, самым деловым тоном изрекавшей кошмарные вещи. Она даже не оглянулась на пораженную ужасом команду и не видела, как Кефрия вцепилась в локоть мужа и не дала ему броситься за Альтией, чтобы притащить ее назад силой. Она знала, что не сможет смотреть, как Проказница в самый первый раз отдает швартовы… и Кайл ею командует. Альтия только надеялась — корабль поймет ее. И простит. Нет, не так. Она ЗНАЛА, что Проказница поймет и простит ее. Альтии всегда была ненавистна мысль о том, что семейным кораблем будет распоряжаться Кайл. Теперь, когда Проказница пробудилась и ожила, такая мысль сделалась просто невыносимой. Это было даже хуже, чем оставить ребенка на попечении человека, которого ненавидишь… Увы, Альтия знала, что ничего не может по этому поводу предпринять. Совсем ничего. По крайней мере — прямо сейчас.

Корабельный посредник держал крохотную контору прямо здесь, на причале. И он до крайности изумился, когда увидел, что на стойку, отгородившую его стол, опирается Брэшен, да еще и держит на плече свой матросский мешок с пожитками.

— Чем могу быть полезен? — вежливо и по-деловому поинтересовался посредник.

Брэшен, не удержавшись, про себя сравнил его с хорошо образованным бурундуком. Определенно было что-то этакое в том, как торчали его бакенбарды и борода, в том, как он выпрямился на стуле, задавая свой вопрос. Брэшен спокойно ответил:

— Я за расчетом пришел.

Посредник повернулся к полкам, начал просматривать какие-то книги… Потом выложил на стойку пухлый гроссбух.

— Я слышал, — заметил он, — капитана Вестрита недавно отнесли на корабль. — Раскрыв гроссбух, он разгладил страницы и повел пальцем вдоль колонки имен. Потом поднял глаза на Брэшена: — Ты долго с ним плавал. Я думал, ты и до конца с ним останешься…

— А я и остался, — ответил Брэшен коротко. — Мои капитан умер. «Проказница» отныне принадлежит капитану Хэвену, а мы с ним не больно-то ладим.

Оказывается, и он был способен разговаривать спокойным и дружелюбным тоном… прямо по-бурундучьи.

Посредник недоуменно нахмурился.

— Погоди, но разве теперь там не дочь его заправляет? Чего ради иначе он ее воспитывал и обучал все эти годы?… Я про младшую говорю, про Альтию Вестрит. В чем дело?

Брэшен только фыркнул.

— Не ты один удивляешься тому, как все обернулось. Сама юная госпожа Вестрит тоже была изумлена и потрясена… как будто одного горя ей было мало, бедняжке! — Но тут ему показалось, что он и так слишком много наговорил о чужой беде, и молодой моряк сменил тему: — Я вообще-то просто за расчетом пришел, а совсем не затем, чтобы перемывать косточки начальствующим надо мной. Чего, право, не наболтаешь в сердцах?

— Вот уж верно замечено, — кивнул посредник. Отодвинул коробочку с деньгами и аккуратно выложил перед Брэшеном на стойку три невысоких столбика монет. Брэшен присмотрелся… Да уж, когда он был старпомом под началом у капитана Вестрита, зарабатывать удавалось не в пример больше… Дожили, называется.

Тут он сообразил, что следует еще кое о чем попросить.

— Мне бы, — добавил он запинаясь, — рекомендацию…

Никогда прежде он не думал, что однажды ему придется просить рекомендацию с «Проказницы». Несколько лет назад он даже повыбрасывал все свои прежние — в дурацкой уверенности, что больше ему никогда не понадобится документ, подтверждающий его навыки и умения. Эх, знать бы, где падать придется, соломки бы подстелил… Зря он выкинул их, зря. И ведь немного места в мешке они занимали — простые кожаные ярлычки, снабженные корабельной печатью, с нанесенным на них именем моряка и — иногда — обозначением его должности. Дескать, податель сего добросовестно исполнял свои обязанности на борту. Оттого и назывались «рекомендациями». Добротная связочка таких ярлыков существенно облегчала получение нового назначения… Впрочем, здесь, в Удачном, хватит и одного, зато полученного на живом корабле.